MaryAnn
|
| старший администратор
|
Сообщение: 1399
Зарегистрирован: 05.07.07
Откуда: Москва
|
|
Отправлено: 15.11.09 02:15. Заголовок: Рамин Грей: Я хочу э..
Рамин Грей: Я хочу эмоций. Интервью пресс-центру театра "Практика" Практика: Существует европейский драматургический контекст. В чем его тенденции? Пьеса «Урод» им отвечает? Рамин Грей: Интересно, что вы используете слово «европейский», наверное, потому что русские – не европейцы. В Англии мы так же ощущаем себя обособленными от Европы, мыслим себя отдельно. Европейцы смеются над британцами, повторяя: Лондон так же является частью Европы. Однако, когда британец говорит о Европе, то в первую очередь имеет ввиду испанцев, немцев, французов, австрийцев и так далее. Как вы понимаете, я англичанин. И не могу говорить о всей европейской драматургии как таковой, потому что она разная, противоречивая, меняющаяся. В Англии в основном преобладает театр политический, социальный, документальный. Театр, который открыто пытается говорить об окружающем нас мире. Театр в Англии это в большей степени журналистика, зачастую лишенная художественности. Он эстетически беден, однако эффективен для других целей. В Германии драматурги работают по другим правилам, наверное в силу другой режиссерской традици, они пишут тексты, которые часто несценичны. Они изначально ожидают, что режиссер сделает что-то абсолютно свое и их текст будет только частью целого, но не основой. Зачастую пьеса может быть даже против спектакля, драматрги создают ловушки для режиссера, делают его работу невозможной, сложной. П: Пьеса «Урод» такая? РГ: «Урод» необычен. Мариус работает нестандартно: он знает театр изнутри, знает как строиться спектакль. При этом он переводчик, режиссер многих спектаклей, так что он человек, свободно ориентирующийся в законах театра. Я думаю, частично «Урод» – тоже о театре, он о процессе удваивании и утраивания одного героя в структуре пьесы. Пьеса – высказывание о том, что возможно, а что невозможно в театре. Когда я ставил эту пьесу в Лондоне, было очень интересно: когда я только начал репетировать, было четкое представление о том, что должно получиться в итоге, но вскоре я понял, что глубоко ошибаюсь. Все мои идеи разбивались о герметичную структуру пьесы. Было очень сложно найти путь, как донести текст до зрителя. У Мариуса очень сильная, яркая пьеса. С ней сложно работать, так как в ней уже заложено все. Она сама по себе уже готовая постановка, ее не нужно наполнять режиссерскими смыслами. Думаю, многие немецкие драматурги чувствуют себя ущемленными режиссером, поэтому в качестве самозащиты они пытаются противостоять режиссуре, а не помогать ей. «Урод» не типичен для немецкой драматургии, у него есть сюжет, есть характеры. А во многих немецких пьесах есть только текст как таковой, но нет ни прописанных характеров, ни драматического сюжета. П: «Урод» в театре Royal Court был поставлен с учетом британского менталитета? Будет ли постановка в России другой? РГ: Как я сказал, британский театр социальный и политически актуальный. А эта пьеса не такая, она не о немце и не об англичанине, она обо всех. Пьеса как сказка: ведь когда ты читаешь «Спящую красавицу» ты не представляешь себе конкретный тирольский лес. В голове каждого из нас свой лес. Если ты просыпаешься и понимаешь, что ты самая страшная женщина в мире – ты будешь шокирована, вне зависимости от того, русская ты, немка или англичанка, это все равно шок. Экзистенциальный шок, выходящий за национальные границы. Однако пьеса всегда имеет этническую принадлежность, как человек. Она всегда несет отпечаток того места, где была написана. Я не уверен, что можно написать пьесу, которая может быть поставлена в любой стране мира. Но при этом текст, написанный в определенной действительности и непосредственно ее отражающий, может вдруг оказаться интересным и в другой культуре. И сложно предсказать, какой текст «сработает», а какой нет в каждой конкретной стране. Так и с пьесой «Урод» – немецкая пьеса была отлична принята в Англии, но кто знает, что будет в России? В этом-то и эксперимент. Например, реакция на российские пьесы была в Англии очень хорошей. Англичане очень тепло относятся к русской культуре и заинтересованы в ней. Если немецкие пьесы зачастую немного «сумасшедшие», абсурдные, то российские в большинстве своем больше основаны на ярких персонажах и их историях. Как, например, пьесы Сигарева – он очень популярен в Англии. Я видел его фильм «Волчок», и он мне очень понравился. Я был очень впечатлен этой работой и игрой актрисы. Театр всегда привязан к месту, его нельзя, как фильм, показывать по всему миру, потому что он опирается на отношения, связь между зрителями и актерами, на язык, и когда ты приходишь со стороны, тебе нужно не только думать о содержании пьесы, но и о музыке, ритме языка той страны, где ты находишься. С одной стороны, то, что я не знаю русского, помогает мне услышать музыку языка, и мне надо попытаться понять, как русские выражают те или иные чувства, ведь наверняка они выражают их иначе, и мне нужно «настроиться» на эту тональность, чтобы пьеса заработала. И я даже не знаю, заработает она или нет. Здесь все совсем по-другому, другое представление о пространстве, времени, цвете. Это замечательно, но в то же время: цвет, ритм, объем – это те инструменты, с которыми я работаю, и мне важно понять, как они воспринимаются здесь, какие здесь отношения между людьми. Ведь они отличаются от тех, что существуют в Англии или Германии. П: Русская актерская школа в первую очередь базируется на эмоции. В основе английской традиции – текст. РГ: Я хочу эмоций, «Урод» очень эмоциональная история. Она о том, как быть особенным, о том, что такое эмоция, где и почему она появляется. Мне неинтересно создать такое пространство, где актер будет чувствовать себя как на приеме у психотерапевта. Способность русских актеров работать с эмоциями мне нравится, это отлично. Но я не хочу спекулировать на эмоциях, я хочу использовать их для того, чтобы рассказать историю. П: Вы много работали с русской драматургией. РГ: Мне повезло работать со многими молодыми российскими драматургами: с Гришковцом, Вырыпаевым, Сигаревым, Пресняковыми, Дурненковыми – я знаю о них не понаслышке. Мы поддерживаем связь и сейчас. Вчера разговаривал с Пресняковыми, они пишут новую пьесу и мне кажется, у них должно получиться что-то интересное. Мне нравится русская драматургия, она очень детальная, эмоциональная, философская, интеллектуальная, психологичная. Часто более продвинутая чем, например, британская драматургия. Английская драматургия может быть шокирующей, впечатляющей, развлекательной. Но я как режиссер очарован качествами русской драматургии, хотя некоторые тексты страшно трудно поставить в Англии, например Вырыпаева. Я пытаюсь сделать «Июль» в Англии или Ирландии, но это очень тяжело. И отчасти из-за этого я здесь, чтобы еще больше узнать о вашей культуре, обществе, понять его и стать более профессиональным режиссером. П: Какое впечатление у Вас от спектаклей театра «Практика»? РГ: Думаю, я видел в «Практике» больше спектаклей, чем в любом другом московском театре. Поэтому мое восприятие российского театра теперь, так или иначе, происходит через призму этого опыта. Мне нравится контакт публики и актеров – очень сильный, пространство используется очень по-разному каждый раз, и в каждом спектакле заняты разные актеры. Я чувствую атмосферу молодости и увлеченности общем делом. Все очень хорошо организовано. Я не работал бы в «Практике», если бы мне не нравилась система. У вас всё очень разумно устроено – вы работаете с современной драматургией, при этом в постановках участвуют актеры из разных театров, и есть репертуар – это прекрасная схема. Почти каждый вечер у вас спектакль – это отлично! В эти три дня я посмотрел в «Практике» два спектакля: «Жизнь удалась» и «Рыдания». Я читал такие пьесы как «Жизнь удалась», где много авторских ремарок, и меня это раздражало, хотелось сказать драматургу: «Ты написал сценарий к фильму, а не пьесу, разве нет?». И решение, которое придумал режиссер спектакля – прочитать все ремарки и сделать постановку похожей на читку – очень умное. Я вообще думаю, что читки могут быть очень изобретательными. Аудитории нужно больше работать, чтобы «закончить» пьесу. Поэтому я всегда стараюсь обращаться к процессу читки и пытаюсь привнести его в свои постановки. Мне понравился спектакль. Посмотрев спектакль «Рыдания», могу сказать, что Светлана Иванова – очень сильная актриса. Но мне немного «тесно» в монологе. Когда ты знаешь, что на сцене не появится другой актер, не будет другой точки, куда перевести взгляд – это не всегда интересно. Но, тем не менее, актриса отлично справилась.
|